Олифант Олифант - Секреты крылатых слов и выражений[СИ]
Тот подношение чинно примет, выслушает и изречёт, — Лечит болезнь врач, но излечивает природа.
Хорошо! И на душе, как–то спокойнее становится…
Чаще же всего, народ заглядывал к философам выпить вина и посудачить о богах.
Кто кого в честном бою поборет, Зевс или Посейдон? Кто красивее Афина или Артемида? Какой породы кони у Гелиоса? А, можно Гефесту ногу вылечить? И так далее…
Однако, главным вопросом всегда был и оставался — Где живут боги?
Понятно, что на небесах. Но, где конкретно? Небо то оно огромное! Должно же быть некое место, где стоит трон Зевса. Над Афинами, над Спартой, над Македонией?
И философы, посовещавшись, придумали ЭМПИРЕИ, область небес расположенную над горой Олимп, пронизанную чистым светом и наполненную духом блаженства…
Летняя греческая ночь, звенят цикады, мягко накатываются тёплые морские волны на берег. Горит костерок. Философ, не спеша отпивает из кубка. Затем, двумя пальцами отщипывает кусок белоснежного козьего сыра, макает в оливковое масло и отправляет его в рот. Греки, сидящие чуть поодаль, терпеливо ждут, пока мудрец прожуёт.
— Там, в ЭМПИРЕЯХ, — философ делает вялый жест рукой, указывая на небо, — нет голода и страданий, нет места унынию и боли.
— Эх, — вздыхают слушатели.
— Там нектар и амброзия, запах цветов и благовоний. Там сияют… сияют…, — философ начинает клевать носом и засыпает.
Греки, потихоньку, что бы, не разбудить спящего, встают и расходятся по домам. Каждый ВИТАЕТ в своих ЭМПИРЕЯХ.
ГАЗЕТНАЯ УТКА
— Знаете, что друзья мои, — Виктор Лойо, владелец газеты, он же по совместительству главный редактор и ведущий журналист, с деланным сочувствием вздохнул. — Мне кажется, что вам пора сменить профессию. Поработайте пару лет мусорщиками или расклейщиками афиш, проветрите головы и опять, милости прошу к нам.
Братья Пьер и Анри Кадо, два старых газетных волка, были готовы к такому развитию событий и даже не повели бровью.
— Патрон, — Анри сдвинул котелок на затылок, и непринуждённо рассмеялся. — Я согласен, что статейка бездарная. Но, сама мысль!
— Понимаете, — Пьер, двигаясь мягко, словно кот, обошёл редакторский стол и положил на него ещё несколько страничек текста. — Тут, главное, идея. Не нравятся вам цветы–убийцы, пусть будут метеориты, испускающие смертельные лучи.
— Фермеры с хвостами, — подхватил Анри. — Дирижабль атлантов! Да, всё, что угодно! Размещаем в первоапрельском номере подобную чушь, ждём эффекта, а через пару дней петитом печатаем опровержение. Мол, это была старая добрая апрельская шутка. «Poisson d'avril»!
— А Париж гудит! — потёр ладони Пьер. — И все номера раскуплены.
— И никаких претензий к редакции! — хором закончили братья. — Просто, шутка.
Надо признать, что эта парочка умела убеждать. Редактор, откинулся в кресле, забросил руки за голову и задумался.
— Согласен, что–то в этом есть, — наконец произнёс он. — Однако, хотелось бы, некой правдоподобности. Реальности. Понимаете меня?
Братья, понимая, что дело выгорает, обратились в слух.
— Ну, кому какое дело, — редактор, кажется, сам увлёкся идеей, — до каких–то там хвостатых фермеров? Пусть всё происходит здесь, в Париже. И не на окраине, а в центре.
— Может быть самосожжение феминистки? — осторожно подсказал Анри.
— Наши читатели: добропорядочный семьянин и рачительная домохозяйка, — внушительно произнёс редактор. — Зачем им весь этот ужас? Ну? Что, по–вашему, должно их увлечь?
— Распродажа! — щёлкнул пальцами Пьер. — Нет, бесплатная раздача всем желающим.
— Тёплое бельё, — Анри возбуждённо зашагал по кабинету. — Весна, склады забиты товаром, вот они и решили раздать бельё. Надо только придумать название фирмы.
— Нет–нет, — Пьер остановил брата. — Это должен быть скоропортящийся товар, вот от него и избавляются.
— Я знаю! — Анри просиял. — Это куры. Или, нет! Пусть будут утки. Каждой домохозяйке по утке.
— Но, не каждой…, — редактор поднял палец.
— А только, замужней.
— С кошкой на руках.
— С тремя зонтиками.
— Без двух передних зубов.
Троица изнемогала от смеха, и было решено сделать перерыв на рюмочку перно…
— Резюмирую, — редактор положил перед собой лист бумаги и взял перо. — В связи с банкротством сельскохозяйственной компании, э–э–э…, название придумаете сами, первого апреля, на площади, э–э–э…, подберёте что–нибудь поближе к нам, состоится бесплатная раздача уток. Каждая дама, пришедшая…
— В красном берете, — подсказал Анри.
— В красном берете, получит утку в подарочной упаковке.
— Браво, патрон, — воскликнул Пьер, — через час будет готово.
— Вы же, — редактор дружески подмигнул братьям. — Купите пару уток и отправитесь, так сказать, в гущу событий. Вечером, первого числа жду с репортажем.
— А зачем нам утки?
— На случай, если там окажется какая–нибудь слишком ретивая дамочка. Заткнёте ей рот и отправите домой, — мудро закончил шеф…
В полдень первого апреля, Анри ворвался в редакторский кабинет.
— Патрон, — прокричал он с порога. — Мы разворошили улей. Их там тысячи! И все в красных беретах.
— Отлично, надеюсь, Пьер там?
— Вы не понимаете, патрон, — Анри испуганно переминался с ноги на ногу. — Пьер пытался их остановить и ему здорово досталось. И сейчас эти фурии идут сюда.
— А что им тут делать? — растерялся редактор.
— Я не знаю, но они в ярости. Лучше бы вам отсюда уйти.
Распахнулась дверь, впуская Пьера. Воротник его плаща был наполовину оторван, в руках вошедший держал увесистый пакет с торчащей наружу утиной лапой.
— Через пять минут они будут здесь, — он обвёл полными ужаса глазами кабинет, словно ища, где бы спрятаться.
— Быстро пакет! — скомандовал редактор.
Он вырвал уток из рук перепуганного репортёра, надел шляпу и стремительно вышел из кабинета…
— Хладнокровие, ребята. Главное, в работе газетчика, хладнокровие. — Редактор налил себе ещё рюмку и не спеша отпил глоток. Братья, словно провинившиеся школьники, пристыжено стояли у стола, не смея присесть. — Я повстречал их уже в начале квартала. Вынул птиц из пакета и поинтересовался, не за утками ли направляются милые дамы. После чего пояснил, что как раз возвращаюсь с раздачи. Сказал, что в газете ошибка и отправил этих дур в красных беретах на другой конец Парижа.
— Гениально, — прошептали братья.
— Одного не пойму, — редактор допил коньяк. — Приличные же дамы, хорошо одетые. Многие, даже, недурны. Откуда такая страсть к дармовщине?..
ГАЛОПОМ ПО ЕВРОПАМ
— Вот ты, объясни мне, Данилыч, — Пётр взял из миски солёный огурец, помял пальцами и бросил обратно, — как мне с детьми дворянскими поступать? Отправляешь их, недорослей в Европу учиться, деньги, чины по возвращению сулишь. — Царь невесело усмехнулся. — Одного требую, учитесь там, сукины сыны, дабы Отечеству затем пользу принесть. Уедут, молодцы. Глядишь, а через полгода опять тут. Чему там за это время научишься то?
— Галопом по Европам, — Меньшиков согласно покивал.
— Что?
— Так они, мин херц, промеж себя, говорят, — Данилыч ехидно улыбнулся.
— Но почему? — Пётр уставился круглыми глазами на Меньшикова. — Ведь те же немцы с голландцами сущий рай на земле строят. Чистота, ночью улицы освещены, на дорогах никто не озорничает, люди приветливы, науки знают, над копейкой не трясутся, а в дело пускают.
— Истинно говоришь, мин херц, — согласно затряс головой Меньшиков. — Настоящий плезир и парадиз, не то, что у нас. Вот, только чарочки там не выпьешь, пиво, да вино кислое. Квасу днём с огнём не сыщешь. И капусту не квасят. Да вместо баньки, в кадушках моются. Дома зимой не топят, в колпаках спят. На улице пхнёшь кого, так он сразу в магистрат бежит жаловаться. Девки, первым делом не на кавалера, а на его кошель пялятся. А если пожрать захочешь…
— Ты, что мелешь–то, дурак! — Пётр хватил кулаком по столу.
— Да я что ж? — струхнул Меньшиков. — То и говорю. Варвары мы, мин херц. Как Бог свят, варвары.
ГАННИБАЛОВА КЛЯТВА
— Запомни, сынок, — учил старый полководец Гамилькару юного Ганнибала, — настоящий правитель может лгать, лжесвидетельствовать, карать невинных, предавать друзей. Может делать всё, что угодно, лишь бы это было на благо его стране. Благодарные же потомки простят и поймут.
И Ганнибал врал без стыда и зазрения совести.
Придут к нему солдаты просить прибавки к жалованию.
— Обещаю, ребятушки, — бьёт себя кулаком в грудь наш герой, — деньги будут. Месячишко потерпите и всё будет.
Через три месяца солдаты опять волнуются, мол, где обещанное?
— А я думал, вы хотели, что бы я себе прибавил, — не моргнув глазом, удивляется Ганнибал…